— Затрудняюсь судить, достаточно ли хорошо вы меня поняли,мистер Селби, — произнес он. — Я не хочу, чтобы вы возбуждали это дело.

— Именно так я и понял ваши слова.

— Тогда все в порядке, — сказал Стэплтон, откидываясь наспинку кресла и улыбаясь. — Я просто боялся, что не совсем ясно выразился.

— Я прекрасно вас понял, мистер Стэплтон, — произнес Селби,вставая.

Стэплтон взял наполовину выкуренную сигару, удовлетвореннозатянулся и кивнул.

— Думаю, что недопонимание — целиком на вашей стороне, —продолжал прокурор. — Это вы меня недостаточно хорошо поняли.

— О чем вы, Селби?

— Мне кажется, что вы меня недостаточно хорошо поняли, когдая сказал, что оставляю за собой право решать, привлекать или не привлекатьТриггса к суду на основании имеющейся в моем распоряжении улики.

Стэплтон вскочил со своего кресла.

— Значит, вы игнорируете мою просьбу?

— Почему же? Просто я стою перед лицом выбора, и я сделаюего так, как мне велит мой долг, — ответил Селби.

— В таком случае я вынужден попросить вас вернуть мнедолговую расписку Джорджа.

— Очень сожалею, но этот документ является вещественнымдоказательством.

— Иными словами, вы собираетесь использовать его в качествеулики против моего сына?

Нет, не против вашего сына. Против Оскара Триггса.

— Это по сути одно и то же.

Селби пожал плечами. Стэплтон подался всем телом вперед,уперев стиснутые в кулаки пальцы в крышку стола.

— Мне кажется, Селби, что сейчас вы совершаете крупнейшуюполитическую ошибку, — медленно проговорил он.

— Это значит, что вы наконец-то меня поняли, мистерСтэплтон, — улыбнулся прокурор.

Стэплтон метнул в него сердитый взгляд.

— Послушайте, Селби, я слишком занят, чтобы активноинтересоваться местной политикой. Вы что, хотите отомстить мне за то, что я нестал помогать вам во время прошлой предвыборной кампании?

— Что вы! Ни в коем случае.

— Учтите, эти выборы — не последние, — предупредил Стэплтон,— и я всегда могу выкроить немного времени, когда того требуют мои интересы.

— Я понимаю.

— Вы хотите остаться на очередной срок?

— Возможно.

— Полагаю, вы отдаете себе отчет, что мое мнение в этомгороде имеет значительный вес?

— Безусловно, — ответил Селби. — В свою очередь я хочу,чтобы вы, мистер Стэплтон, запомнили вот что: меня избрали окружным прокуроромдля того, чтобы я выполнял свой долг так, как мне велит моя совесть. И я будувыполнять его, невзирая на то, чьи интересы это задевает.

Лицо Стэплтона начало подергиваться.

— Вы доставляете мне массу неудобств, Селби.

— Весьма сожалею, — без тени раскаяния произнес прокурор.

— Я хотел обсудить с вами еще кое-что, — сказал Стэплтон. —Признаться, это момент столь деликатный, столь сугубо личный, что я едва смогповерить своим ушам, когда Инее изложила мне факты.

— Вы имеете в виду мои расспросы относительно бутылки виски?

— Да, именно. Не соблаговолите ли объяснить, кто позволилиспользовать вверенную вам власть для копания в личной жизни человека моейсемьи?

— Я просто пытался установить, где и кем была купленаинтересовавшая меня бутылка виски. В процессе расследования выяснилось, чтодвенадцать бутылок именно этой марки приобрела ваша дочь в качестве подарка кодню вашего рождения.

— И что вы усматриваете здесь противозаконного?

— Абсолютно ничего.

— В таком случае я не могу понять, какое вам может до этогобыть дело.

— Я веду расследование, — ответил Селби.

— Расследование чего?

— Попытки совершения убийства.

— Лучше бы вы побольше интересовались преступлениями,которые действительно были совершены, а не будоражили личную жизнь граждан воимя преступлений, которые якобы могли иметь место.

— Возможно, — вежливо согласился Селби. — Однако у каждогоиз нас своя сфера деятельности, и ни вы, ни я не нуждаемся в советах, как еелучше организовать.

Краска бросилась в лицо Стэплтону, но его голос осталсяровным.

— Боюсь, Селби, что вы совершенно утратили политическуюосмотрительность. Похоже, избрание на низкооплачиваемый пост в довольнонепримечательном графстве слегка вскружило вам голову.

— Давайте не будем блуждать вокруг да около и перейдем кделу, — предложил Селби. — Итак, что стало с теми двенадцатью бутылками виски,которые подарила вам дочь?

— Так ли понимать, что вы допускаете, будто это я отнесбутылку виски в коттедж и отдал ее из сострадания нищему бродяге, единственнаязаслуга которого заключалась в том, что он собирался отправить кого-то на тотсвет и чья семья состояла из дочери, отличавшейся такой низкой нравственностью,что она приняла рождение незаконного ребенка как благо?

— Это надо понимать так. — произнес Селби, широко расставивноги и подняв подбородок, — что я хочу выяснить, что произошло с темидвенадцатью бутылками виски, которые вам подарила ваша дочь.

— Как ни странно, — ответил Стэплтон, — я могу отчитаться закаждую из них. Две я взял с собой в поездку. Четыре остались дома. Остальныешесть были выпиты мной и моими друзьями.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

— К моменту вашего отъезда невыпитыми оставались толькошесть бутылок?

— Совершенно верно.

— Я не хотел бы казаться назойливым, мистер Стэплтон, —произнес Селби, — но для меня в высшей степени важно выяснить происхождениеобнаруженной в коттедже бутылки виски. Обстоятельства, похоже, указывают, чтоона из вашего запаса.

— Меня не интересует, на что указывают обстоятельства, —возразил Стэплтон. — Это невозможно.

— А вы не допускаете, что на ваше виски мог покуситьсяДжордж?

— Ерунда! — воскликнул Стэплтон. — У него достаточно денег,чтобы купить себе спиртное.

— Когда были выпиты шесть упомянутых вами бутылок? — спросилСелби.

— День моего рождения был около полутора месяцев назад.Месяц назад я отправился в поездку. Насколько я помню, четыре бутылки быливыпиты сразу на моем торжестве. Две другие я забрал в кабинет и принимал личноеучастие в их опустошении… Мистер Селби, скажите, почему вам так не терпитсяповесить, ответственность за эту бутылку на Джорджа?